— Брат, похожий на тебя как две капли воды и психопат. Такого даже в фильме не всяком увидеть можно, не то что в жизни представить. И всё равно я не пойму, как он умудрился подсунуть нам в дом эти головы?

— Возможно, сделала дубликат выкрав на свадьбе связку? Не помнишь? Я был на вашей свадьбе? Ты меня приглашал, но я был по уши в делах.

— Я так надрался там, что не помню самого себя, — убито признался я, всё ещё не в силах переварить случившееся.

— Дождусь, когда врачи выйдут, скажут, что жизни твоей жены ничего не угрожает и поеду, — произнёс Кузнецов, похлопав меня по плечу.

— Нет, ты езжай. Ты там нужнее, мама твоя, наверное, сходит с ума. Я нормально и не думаю, что это скоро.

— Хорошо, тогда на телефоне. Ещё увидимся и если сможешь, то прости, я так или иначе, всё равно виноват. Сначала растрепал психически больному брату то, что был не должен говорить, затем не связал те головы с ним, хотя изначально же сам и считал, что это дело рук больного на голову маньяка, — прося прощения, майор посыпал голову пеплом, и я кивнул, лишь бы он скорей свалил.

Смотреть на его рожу было невмоготу, потому что у напавшего на Василису была такая же морда.

После ухода Кузнецова я закрыл глаза и просил у высших сил сжалиться над нами и подарить нам уже спокойную жизнь. Но куда там. Вместо этого на меня наслали злющую медсестру.

— На подоконнике сидеть нельзя, — проскрипела она, глядя на меня так, словно я огромная заноза в её пятке.

— Здесь больше некуда присесть, — заметил я, не сдвинувшись с места.

Рука в гипсе ныла с каждой секундой всё сильней и не осталось никаких сил, чтобы стоять.

— Верно, потому что вас здесь вовсе быть не должно, — резонно заметила женщина.

— Я заплатил тем врачам, которые меня сюда провели, но не вам. Мне, кажется, это несправедливо. Сколько вы хотите, чтобы я мог быть здесь?

— Послушайте, не всё в этом мире продаётся и покупается, — осадила меня женщина с очень уставшим взглядом. — Но вы можете здесь остаться, только слезьте с подоконника. Кто у вас там?

— Жена, — ответил я и выполнил её просьбу.

Я встал у стены, ощущая всю тяжесть свалившегося на меня груза вины, буквально физической болью на собственных плечах.

— Сегодня работает хорошая бригада, больше мне вас нечем утешить. Но, вы можете сесть на пол, — подсказала медсестра, без тени улыбки, всё с той же усталостью.

— Точно.

Я просидел на полу больше шести часов. И чем дольше длилась операция, тем сильней я боялся потерять Василису вновь. Когда всё не так серьёзно, столько операции не длятся.

— Хирург идёт, — шикнула мне медсестра, когда дверь операционной бесшумно раскрылась.

Я подорвался с места и кинулся к хирургу, желая узнать, как всё прошло. Желая слышать, что с Василисой всё будет хорошо.

— Вы муж той женщины, на которую напали? — спросил он.

— Да.

— Ну идёмте, я вам по дороге всё расскажу. Значит так, не стану вас грузить медицинскими терминами, у меня после операции нет на это сил, ещё документы заполнять.

— Скажите проще некуда, она выживет? — спросил я прямо, ощущая, как горю изнутри, словно ад доставили прямо в меня.

Да ладно! Я столько не грешил!

— Ранения слишком серьёзные, много ударов пришлось на лёгкие. Есть опасность, что она умрёт именно из-за этого. Сейчас её введут в состояние искусственной комы и подключат к аппарату ИВЛ. Трое суток выдержит, вероятность что выживет восемьдесят процентов при отсутствии инфекции. Но в любом случае восстановление будет тяжёлым.

— Я могу её увидеть?

— Нет. В реанимации посещения запрещены. Да и смысл? Она без сознания, лучше документы её привезите, можно завтра, после того как выспитесь, — с этими словами хирург подтолкнул меня к дверям лифта.

— Стойте! Оставьте свой номер, я вам позвоню, если что, — окликнула меня медсестра и диктуя ей номер своего мобильного, я поймал себя на мысли, что не хочу его ей оставлять.

Мне предстояло вместе с Василисой выдержать эти трое суток комы.

Глава 19

Владислав

И почему мне показалось, что врач говорил о трёх днях искусственной комы? Трое суток, которые я старался из всех сил пережить так, чтобы Слава не заметила серьёзности проблемы, переросли уже во вторую неделю. Та инфекция, которой опасались врачи, Василису миновала, но состояние её и без того было стабильно тяжёлым. Желающих выводить её из лекарственной комы среди врачей не было, а мой голос значения не имел. В этой коме мы с Василисой находились вместе, с одной лишь той разницей, что я вынужден был не просто существовать, а ещё и заботиться о нашей дочке.

— Дядя тёзка, а ты умеешь рисовать драконов? — спросила Слава, вырвав меня из очередных гнетущих мыслей о Василисе.

— Наверное, давай попробуем. Это куда? В детском саду задали? — спросил я, беря лист с уже начатым рисунком.

Сюжет из популярной детской сказки. На плотной белой бумаге уже были изображены башня, а в заточении принцесса, и внизу принц. Всё верно. Не хватало лишь дракона.

— Нет, это маме, в больницу, — Слава это так сказала, надув губы и насупившись.

Мне пришлось нанять психолога, чтобы быть с тёзкой честным. Разговор о её маме вышел нелёгким. Особенно после того, что случилось с Реутовым. Теперь она ни минуты не могла находиться одна, цепляясь за моё внимание всеми способами. И самое страшное, что соломинкой из нас двоих был не я.

— Милая, ты же помнишь? — спросил я, натянув улыбку.

— Да, детей до десяти лет в отделение не пускают, — буркнула Слава, тяжело вздохнув напоследок.

— На самом деле, меня туда тоже иногда не пускают, — признался я, чтобы подбодрить тёзку хоть как-то.

— Нарисуй дракона, и передашь рисунок маме, когда тебя к ней пустят.

— Хорошо. Ты здорово придумала.

— Только давай не будем ей рассказывать, что дракон, это твой, — попросила Слава, грызя кончик крышки от фломастера.

— Ладно, я накидаю, а ты раскрасишь. Он будет общий, но маме не скажем.

— Ага, — согласилась Слава.

Она плюхнулась на диван рядом со мной и пока я долго и тщательно вырисовывал каждую деталь дракона, следила за процессом, выглядывая из-за плеча.

— А почему дракон? — поинтересовался я, почти закончив рисунок огнедышащей зверюги, цепляющейся когтями за башню.

— Это он, тот злой дядька, мама принцесса, а это ты, король, который нас спасёт! — Слава ткнула маленьким испачканным во фломастерах пальцем в изображение тщедушного рыцаря, с громадной головой.

— Хм. Несостыковка. Это король, значит, она королева, а ты тогда где? Тебя надо нарисовать. Принцесса, — щёлкнув тёзку по носу, я передал ей рисунок и карандаш.

— Но я хотела Киселя нарисовать, мне тогда места не хватит, — возмутилась Слава, хмурясь потому, что всё не по её плану.

Мне бы так. Нахмурился и ладно.

— Можно Киселю выделить отдельный лист. А ещё лучше на обороте его нарисуй. Даёшь целый портрет кошаку! — сагитировал я, поднимаясь с дивана.

— Ты куда? — сразу заволновалась Слава.

— Я на кухню, нужно что-то приготовить на обед. Хватит нам питаться в кафешках, хочу домашней еды.

— А ты умеешь? — с сомнением спросила тёзка, ехидно посмеявшись.

— До твоего вопроса, я был в этом уверен. Поможешь? Бери всё с собой, на кухне порисуешь и заодно подскажешь что к чему.

— У тебя рука в гипсе.

— Да ничего, пальцы шевелятся! — я продемонстрировал это пощекотав малышку и Слава рассмеялась.

Вместе со Славой мы приготовили вполне съедобный обед, умяв который отправились на сон-час.

Слава быстро заснула, а я, улизнув из её комнаты, набрал номер лечащего врача Василисы.

— Виктория Олеговна, здравствуйте, как у моей жены дела?

— Здравствуйте, как раз планировала вам позвонить. Состояние Смирновой улучшилось, завтра после десяти часов начнём пытаться вывести её из комы.

— Что значит пытаться? — спросил я, выхватив из всех новостей только ту, что плохо звучала.